(Похоронный трагифарс в одном бездуховном действии)
Действующие лица:
Вячеслав Вовкин (спикер нижней палаты)
Виктор Алмазов (глава Госгвардии)
Рамзес Додыров (руководитель одной из северокавказских республик)
Старец Шептунов (духовник вождя)
Нюша (светская львица)
Александр Башмыкин (главный следак)
Алексей Набатный (оппозиционер)
Митя Шерстянович (либеральный сатирик)
Женщины - №1 и №2
Владимир Звономутский (телезвезда)
Шурец (шаман)
Тело Вождя
Голос диктора
Все имена вымышлены, некоторые события – всенародно ожидаемы, а совпадения – нарочито-случайны.
Пролог
Задник сцены оформлен в виде серой бетонной стены, в центре которой - золотая дверь, ведущая в бункер. К ней, вслушиваясь в происходящее, прильнули спикер Вячеслав Вовкин и старец Шептунов. Из-за двери доносятся звуки молитв, пения «Господи, помилуй» и треск разбиваемых головой деревянных икон.
Шептунов: Одиннадцать…
Шептунов: Двенадцать. Ты глянь, что вытворяет, а? - все двенадцать апостолов уломал, касатик неугомонный.
Вовкин: И что, теперь – всё? В рай?
Шептунов: Ишь, какой ты быстрый. Еще Пресвятую Богородицу осталось – а поди ж – уломай её, матушку… Ну, и Самого…
(Слышно пение «Господи, помилуй… После чего – кашель, чихание и звук упавшего тела.)
Вовкин: Ох… Что это было?
Шептунов: Похоже, приняли. Но только его…
Явление первое
Под погребальный звон колоколов на сцену обрушивается мрак, и через несколько мгновений робкий свет проливается на левую часть, где установлен гроб с телом Вождя. Гроб стоит на «общаке»: аккуратно сложенных пачках банкнот и золотых слитках, на бочках с нефтью и мешках, в которых запакован не то сахар, не то гексоген. Слышен шум ветра, шелест мусора и жужжание навозных мух. У гроба, аки голодный волк, готовый взвыть на луну, вяло отмахиваясь от мух, сидит глава Госгвардии.
Алмазов: Что, дождались? Счастливы? На пуантах пляшете, паскуды? Небось уже и шампунь открыли? (Слышится канонада от запускаемых петард и фейерверков) Быдляк неблагодарный…
(Вбегает Нюша, на ходу набрасывая на голову черный траурный платок.)
Нюша: Что, всё? (хохочет) Точно всё? Эта сука сдохла?
Алмазов: Ну, как сказать…
Нюша: Дядь Вить, говори, как есть. Вот эта хрень в ящике – точно он?
Алмазов: А я знаю?
Нюша: А кто, блин, знает? Кто памперсы ему менял последние два года?
Алмазов: Я точно не менял.
Нюша: Ёпрст… А кто?
Алмазов: Никто. Кому он позволит? Так и ходил – весь коричневый, на радость насекомым. Слышь, жужжат?..
Нюша: То есть, все-таки, он?
Алмазов: Да какая разница?
Нюша: (обходя гроб с покойником) Еще какая разница. Я его знаю. Он тысячу раз дохлым прикидывался. Уже бывало – всё, лежит и не дышит, и все поверили, и некролог утвердили, и цветуёчки закупили, и веночки заказали, и речи написали, а эта падла – р-раз! – и вскочила с температурой 36,6. А все, кто радовался – горестно присели!
Алмазов: Ну, не знаю. Все, что я видел – это его последнюю молитву.
Нюша: Ну, и как он перекинулся?
Алмазов: Навзничь. Подробности не могу, у меня подписка. Но его гроб обязан сохранить в целости, покуда сам жив. Все трудно и опасно.
Нюша: Какие глупости… Зачем держать этот ящик с тухлятиной? Закапывай и наслаждайся!
Алмазов: Да вот хрен ты угадала! Он мне сам сказал перед последней молитвой: «Тот, кто плюнет в мой гроб – присягнет новому хозяину. Но помни, Витя: любой лишний плевок может спровоцировать полет ракет в сторону Америки, после чего всем вам – жопа наиглубочайшая, так братве и передай.» Так что красная кнопка где-то при нём. Малейшая тряска – и привет.
Нюша: А если поискать?
Алмазов: (вскакивая) Цыц! Даже не рыпайся. Уж если он чего спрятал – никакие ЦРУ с Моссадом не найдут.
Нюша: Какая же он с… Слушай, то есть, если подойти и плюнуть ему в рожу – это будет означать отречение, покаяние и искупление грехов? Ничего не больно – девушка довольна?
Алмазов: Типа того. Типа присяга новому хозяину.
Нюша: Стоп. А кому?
Алмазов: А тебе не все равно?
Нюша: Честно? – фиолетово!
Алмазов: Тогда – вперед. Увлажни его Божьей росой.
Явление второе (те же и Рамзес Додыров)
Нюша набирает полный рот слюны и подходит к гробу с явным намерением смачно плюнуть, и в этот момент вбегает Рамзес Додыров.
Додыров: Не смей, дон! Даже не смей, дон! Извинись! Немедленно извинись!..
Нюша: (с досадой, но в сторону гроба) Тьфу!..
Над гробом загорается красная лампочка, слышен механический голос: «Присяга не принимается».
Нюша: Вот ведь черт рогатый, всё испортил…
Додыров: (подскакивая к гробу) Он мне как отэц! Как отэц! Извинись, дон!
Нюша: Какая еще кака-ТЭЦ, что ты мелешь?
Алмазов: Рамзес, спокойно, брат. Его уже не вернуть. (Заключает Додырова в объятия.)
Додыров: (рыдая) Какая эпоха уходит! Какой гигант, дон!..
Нюша: М-да. Гигандоном его еще никто не называл.
Додыров: Как тебе не стыдно, женщина? Я – его пехотинец, а ты – его крестница, он все для тебя делал, дон! Тьфу на тебя, несчастная, трижды раз – тьфу!..
Над гробом загорается зеленая лампочка, слышен механический голос: «Присяга принимается».
Додыров: Не понял, дон. Какая присяга? Кому присяга, дон?..
Алмазов: Тихо, Рамзес, тихо. Кому надо присяга. В первый раз, что ли?
Нюша: Но я не понимаю – почему? У меня не приняли, а у него… К тому же, он вообще – в меня плевался!..
Алмазов: А этот шустрее предыдущего. Еще ничего не началось, а он уже на ходу правила меняет…
Додыров: Кто меняет? Какие правила, дон?
Алмазов: Прости, Рамзес, академику это не понять.
Нюша: (обращаясь к покойному) Нет, ты меня, сволочь, не кинешь! (Подбегает к гробу) Да я твой ящик в плевательницу превращу, ты меня понял? Тьфу на тебя сто раз!..
Загорается красная лампочка, механический голос произносит: «Осталась последняя попытка».
Нюша: Последняя? Попытка? Что это значит?!
Алмазов: Нюша, давай без истерик.
Нюша: Какие истерики, дядь Вить! Я вам такую революцию устрою – «Аврору» по Москве-реке пущу. А твоя бесстрашная гвардия сто тыщ кирпичей насрет, чтобы из них новый Кремль построили.
Додыров: Ай, не кричи – зиндан накличешь, дон!
Нюша: Своим гаремом командуй, а не мной. Дядь Вить, я официально заявляю, что всех вас сдам со святой душой и пасхальным песнопением.
Алмазов: Кому, Нюшенька?
Нюша: Сам ты – коммунюшенька! Все вы тут коммунюшеньки с партбилетом в жопе. Загнали всех по норам и трясетесь. А я по миру хочу свободно ездить. И не в ваши вонючие Сочи – я в Лос-Анджелес хочу, я в Лондоне уже сто лет на Пикадилли не была!
Додыров: Ты что-нибудь понимаешь, дон? Какой Пикадилли, дон?
Алмазов: Улица такая в Лондоне. Что-то типа нашей Ленинградки.
Нюша: Похами мне тут!
Алмазов: И что ты сделаешь?
Нюша: Я уже сказала! (С полушепота переходя на истеричный крик…) Мы здесь власть. Мы здесь власть! Мы здесь власть!!! (Трагически взрывается траурная музыка.)
Явление третье (неся в руках траурный венок, входит спикер Вовкин)
Вовкин: (устанавливая венок у гроба) И не стыдно так кричать, когда траур в стране? Горе-то какое. И ведь так внезапно!.. Кто бы мог подумать?
Нюша: Да вся страна только об этом и думала!
Вовкин: Нет, я не верю. Он не умер.
Нюша: А что же он тогда сделал, если не скопытился?
Вовкин: Скажем так: он героически преодолел возраст, тык-скыть, дожития.
Нюша: Да-да, и теперь в гробу валяется.
Вовкин: И ничего он не валяется, а отрицательно высится на постаменте.
Алмазов: Не обращай внимания, Славик. Она не в себе. У нее присягу не принимают.
Вовкин: (просветляясь) А что, уже можно?.. Как-то неожиданно быстро...
Додыров: (подскакивая к Вовкину) Я весь хочу уточниться. У меня приняли, но я не специально, я не знаю, что за присяга, дон, и кому присяга, дон. Вы зафиксируйте, дон. Это государственный вопрос.
Вовкин: Я зафиксировал. Считайте, что ваша присяга аннулирована.
Нюша: (хохоча) Рамзес, ну ты, блин, академик!
Додыров: Нет-нет, погодите, дон!.. Я не это имел в виду.
Вовкин: Все всё слышали, все всё поняли. А теперь отойдите, дайте поскорбеть… (Достает из кармана горсть презервативов, обращается к покойному) Сколько раз ты меня нагибал, путлорогий? Помню – в первый раз напугал до усрачки. (Бросает в гроб презерватив.) А второй раз – с особым извращением. (Бросает еще один.) А потом мне было уже все равно, сломался я, ничего не чувствовал. (Выбрасывает в гроб все резиновые изделия.) Пусть земля тебе будет резиной. Надел бы я тебе резинку на башку, да девушку не хочу шокировать.
Нюша: Дядя Слава, дай мне – я ему с таким кайфом гандон на рожу натяну!..
Механический голос: Присяга принимается!
Нюша: Э, э, э!.. Чья именно?
Вовкин: (удовлетворенно улыбаясь) Моя, естественно. Чья же еще?..
Нюша: Так ведь это я последней говорила!..
Вовкин: (снисходительно) Креативнее надо быть, девушка. Креативнее!..
Додыров: Как быстро все присягают, дон! Я взорву его, дон! Я взорву его!..
Алмазов: Рамзес, ну, экстремизм же!..
Явление четвертое
Передвигаясь от одного объекта к другому, входит следак Александр Башмыкин. В его руке – лупа, через которую он внимательно рассматривает все предметы и всех, кто находится в помещении.
Башмыкин: Экстремизм-экстремизм. Угроза теракта. Тянет на хорошую статью. (Подходит к Вовкину, подносит к его лицу лупу, рассматривает) Субъект спокоен, видно – присягнул…
Вовкин: С первого раза, да. Мало кому так удается.
Башмыкин: Ясненько-понятненько. (Переводя лупу на лицо Нюши, придирчиво разглядывая) Нос бы вытерла, а то в ноздре полдороги застряло.
Нюша: Зоркость ты наша залупная!.. (поспешно вытирает нос платком)
Башмыкин: Не хами, девочка, не хами. (Проходит мимо Алмазова, не глядя на него – бесстрастно здоровается за руку, двигается в сторону Додырова, наводит лупу на него, рассматривает бороду) Угу… (Осматривает его полностью, снизу доверху.) Угу, угу…
Додыров: Что?! Что такое, дон?
Башмыкин: Колись, моджахед: бомба в бороде?
Додыров: Везде, дон, везде.
Башмыкин: Молодец. Пригодится. (Идет в сторону гроба) Ну, что тут у нас? (Исследует покойного через лупу) Угу… Ты посмотри, такой свеженький, но уже заплеванный. (Поворачивается к присутствующим) Ваша работа?
Вовкин: От меня – исключительно памятная резина.
Додыров: А я – что, дон? Мне народ сказал – я сделал, дон. Мне выполнить волю народа – раз плюнуть. Ну, два. Ну, три, дон…
Нюша: Что вы все, как лохи, оправдываетесь? Да, плевала. Смачно и с удовольствием. Делов-то говна-пирога…
Башмыкин: (Закуривает) Осуждать – это не мое. Этим пусть суд занимается. А вот расследовать обязан. Факт осквернения был? – был. Найти вандала – моя профессиональная задача.
Алмазов: Сань, вот честно: в гроб укладывали – он уже таким был. Обхарканный и в мухах.
Башмыкин: (всматриваясь в алмазовские глаза через лупу) А ведь не врешь, Вить. Верю. Верю!.. (Гасит окурок о лоб покойного.)
Додыров: А я знаю, кто его при жизни заплевывал, дон! Либерасты! Вонючки западные, дон!
Нюша: А конкретно – Шерстянович!
Вовкин: Это тот, который вещает у Вени Дикова?
Додыров: Точно, он! Я слышал, как он плевался, дон!
Башмыкин: Где этот Шерстянович?
Нюша: Так он же, вроде, уехал на историческую…
Башмыкин: (угрожающе, глядя через лупу) Притащите Шерстяновича!!!
Явление пятое
Два бойца Госгвардии в полном обмундировании, в шлемах с тонированными забралами, тащат за бороду маленького человечка. Тот упирается, время от времени получая дубинкой по спине.
Шерстянович: Что ж я медлил-то: надо было еще вчера уехать. (Удар дубинкой) Ой-ой-ой!.. Ну, абсолютно фашистская система! – Геббельс аплодирует. (Еще один удар) А вся Гестапа – просто слезами обливается! Отпустите, ребята, я вам мешаю зиговать!..
Вытащив пленника на середину сцены, бойцы отпускают его и сбрасывают с себя обмундирование, превращаясь в Женщину №1 и Женщину №2.
Шерстянович: Представлялись вежливыми людьми, а оказались - грубые фашистки!
Женищины №1 и №2 (вместе): Чёртов сексист!
Башмыкин (подходит к Шерстяновичу, осматривает его через лупу): Иноагент или шпион? Шпион или иноагент? Кто вы, гражданин Шерстянович?..
Шерстянович: Оставьте меня. Я долго терпел. Но теперь – все. Решено! Репатриируюсь! Вам меня не удержать! Я прорву границы, перегрызу колючку и переползу на ту сторону!
Вовкин: Лично я расценил бы это как чистосердечное признание иноагента.
Нюша: Осспади! Да кому ты нужен-то, русофоб нечёсаный? Вали!
Додыров (обращаясь к Шерстяновичу): За такие вещи, дон, извиниться надо немедленно, дон!..
Башмыкин: Ничего, Рамзес, следствие и суд разберутся.
Шерстянович: Опять суд? И опять Басманный?
Башмыкин: Для вас, гражданин – Зоологический.
Пока шла перебранка, Женщины №1 и №2 незаметно подкрались к гробу и принялись увлеченно изучать содержимое «общака» с явным намерением что-то стащить.
Алмазов (подскакивая к Женщинам): Стоять!.. Руки!..
Женщина №1: Я – дочь усопшего, мне положена доля!
Женщина №2: И я такая же фигня!
Нюша: И чё? Я вообще – крестница, и не меньше вашего имею право!
Алмазов: Товарищи претендующие! Здесь опасно. (Очерчивает мелом линию вокруг гроба) Во избежание детонации прошу не заходить за эту линию, не скапливаться и не мешать проходу других граждан с целью прощания.
Башмыкин (бросаясь к гробу): Что? Детонация? Бомба? Теракт с целью сорвать траурное мероприятие?
Шерстянович: Вообще-то, логично. На взрывах пришел – на них и уходит.
Вовкин: Кто-нибудь – взлохматьте Шерстяновича!
Додыров (подскакивая к Алмазову): Это не наши, дон! Клянусь Аллахом, дон!
Алмазов: Да знаю я, знаю!
Нюша: Дядь Вить, скажи ты им!..
Алмазов (с покаянной интонацией): Товарищи. Пришло время узнать правду, какой бы страшной она ни была. Всеми любимый покойный просто так уйти не мог. Вам известна его непримиримая позиция по отношению к окончательно загнившему Западу.
Вовкин: Исключительно последовательная и тактически верная!
Башмыкин: Славик, не рви жопу, она у тебя и так...
Шерстянович: Анонсирую крысиный махач под ковром!
Додыров: Заткнись, анонсист несчастный, дон!..
Алмазов: В общем, где-то у него красная кнопка. Малейшая нестабильность – и все полетит…
Шерстянович: Оно уже давно всё летит к черту.
Алмазов: Не к черту, а на Вашингтон.
Вовкин: Не верю! Не мог он так подло поступить! У нас там – жены, дети, активы, счета!
Алмазов: Почему же? Его-то женщины – все здесь.
Женщины №1 и №2 (делают шаг вперед) Так точно, товарищ генерал!
Вовкин: Тогда я срочно требую свою долю. Сию минуту, немедленно. Я имею право на то, чтобы успеть.
Башмыкин: Успеть – что? Не торопи события, Славик. Не по понятиям…
Вовкин: А жмуриться и кнопку мацать – по понятиям?
Шерстянович: И все-таки – анонсирую!..
Вовкин: Кто-нибудь… Побрейте Шерстяновича!..
Женщины №1 и №2 обнажают опасные бритвы и, угрожающе ускоряясь, приближаются к либерал-сатирику с двух сторон, тот принимает боевую стойку.
Шерстянович: Во имя свободного рынка и гражданских прав. Во имя Джона Локка и Адама Смита.
Слышен механический голос: «Присяга принимается!» Женщины в растерянности останавливаются в шаге от Шерстяновича и медленно, с подчеркнутым почтением складывают и прячут бритвы. Слышен погребальный звон.
Явление шестое
Входит духовник усопшего отец Тихон Шептунов. В руках он несет икону с изображением лика покойного.
Шептунов: Во имя отца и сына, и святаго духа. О, Володимир-страстотерпец, мочитель наш и отрезатель всея, чтоб не выросло. Помоги мне, грешному и унылому санкционнику, нуждающемуся в милости твоей. Попроси Конгресс отпустить грехи мои за всю жизнь мою, ежели я сделал не по понятиям. Счетами ли, яхтами али недвижимостью сумел я разозлить Вашингтонщину, умоляю, прости душу мою. Преклоняю колени и прошу милости и избавления от опущения и конфискации. Да пребудет Братва во веки веков. Аминь…
Алмазов (подбегая и поспешно целуя икону): Благословите, батюшка.
Шептунов (осеняя крестом): Век воли не видать. Аминь.
Нюша: Вы меня, конечно, простите, святой отец, но от иконы вашей какой-то дух несвежий исходит.
Шептунов: Ну, так известно, какой. Святостью пахнет.
Додыров: Какая святость, дон? Воняет как шайтан, слушай!
Шерстянович: Проще говоря – смердит немилосердно.
Шептунов: Смирение, дети мои, смирение. От иных мощей вообще глаза на затылке выпучиваются, зато душа исцеляется.
Башмыкин (рассматривая икону через лупу): Мощи, говорите? Вот по-чеснаку, особой древности я в этой желто-коричневой росписи не нахожу.
Вовкин: А вот я поцелую! Благословите, святой отец! (целует икону, морщится) Тьфу ты… Как унитаз поцеловал.
Шептунов: Это нормально, сын мой. Так положено. Мы ж её в кремлевском сортире случайно нашли. Аккурат над сливным бачком висела. Воду спустили – она, голубушка, и замироточила. Когда лик святого сортирного мироточит – а он мироточит, слава те, Господи, всегда – аромат стоит вельми специфический. Особливо сейчас, в дни скорби и поминовения усопшего.
Алмазов: Уточнить хотел. Икона-то хоть чудодейственная?
Шептунов: А как же? Бывало, поцелует её какой-нибудь страждущий али ущербный карьерой помолится, и – глядь! – тотчас в социальном лифте подымается, аки ангел на крыльях.
Женщина №1: А как насчет чуда воскрешения?
Женщина №2: Кстати, да. Святая вонища – фигня, тут у нас конкретным кидаловом попахивает.
Шептунов: Попробовать-то можно, но не гарантирую.
Шерстянович: Даже не вздумайте. Умерла так умерла!
Нюша: В этом вопросе даже я поддержу предателя.
Вовкин: Это что за коллаборационизм, а? Забыли? Есть Он – есть Россия. Нет Его – и России никакой тоже нет!
Додыров: Ты зачем такое делаешь, женщина, дон? Ну, этот шайтан либеральный, дон, с ним все понятно, дон. Но ты! Ай, мулла!..
Нюша: Тебе-то плевать, он тебе и при жизни бабла давал. А мне теперь часть общака полагается.
Додыров: Он ничего не давал, дон!
Нюша: Ах, да, конечно. Аллах давал.
Додыров: А ты докажи, что не Аллах!
Шептунов: Ну, так что, дети мои? Покойного, благословясь, воскрешать будем?
Нюша: Я уже сказала.
Шерстянович: Предлагаю срочно заколотить. Вместе с иконой. Прах к праху, дерьмо – к сортиру.
Вовкин: Кто-нибудь… Репатриируйте Шерстяновича! Я не могу с ним жить в одной стране!
Башмыкин: Прошу тишины! Тут такое дело. Сложное. Прямо дилемма. Допустим, оживет наш кормилец, радостно в гробу заёрзает, тут-то случайно на кнопку-то и нажмет, чем приведет в движение ракетно-ядерный потенциал, возбудив, так сказать, щит нашей необъятной Родины… В общем, я бы не рисковал.
Слышен механический голос: «Присяга принимается!»
Вовкин: Какое чудовищное предательство!
Башмыкин: Какое предательство? Вот пальмухой технической всю страну залить – это я понимаю – предательство. Мы это, кстати, еще расследуем. А тут – одна сплошная логика.
Вовкин: Пальмуха? Да я стране с голодухи сдохнуть не даю!
Башмыкин: Именно! И поэтому все дохнут сытые и довольные.
Додыров (Шептунову): Я теперь – честно – тоже засомневался, дон. Как бы случайно шайтана не вызвать, дон…
Женщины №1 и №2: Подчинимся большинству!
Шептунов (Алмазову): А ты почему молчишь, сын мой?
Алмазов: Взвешиваю. У меня идет сложный процесс сдержек и противовесов. С одной стороны, покойный сделал все, что мог. Развел и отжал, присоединил и кинул.
Вовкин: Юбилей Победы не забудьте!
Алмазов: Да, кстати. Парады, шествия, марши. А с другой – он в последние месяцы явно устал. Ходил, как в воду опущенный.
Вовкин: Опущенный? Вы сказали – опущенный?
Алмазов: Не придирайтесь к словам.
Шерстянович (удовлетворенно): Именно с этих слов и начнется развенчание культа нашего ничтожества.
Шептунов (подходит к гробу, кладет в ноги покойного «икону», поет, осеняя крестным знамением то себя, то усопшего): Во имя бабла, и фарта, и святых понятий, да снизойдет благодать в десять куполов на спину всей братве и каждому в отдельности. Да вернутся в тело новопреставленного понты животворящие. Аминь…
Склоняется над усопшим, всматривается в его лицо.
Тело Вождя издает звук, похожий на отрыжку.
Удар колокола
Тело Вождя издает еще один звук, похожий на выпускание газов.
Женщина №1: Боже… Это чудо!.. (Бросается к гробу)
Женщина №2 (Устремляясь следом): В натуре – чудо!..
Вовкин (пафосно): Есть Он - есть Россия!.. А значит, есть будущее!
Додыров (выдвигаясь на шаг вперед): Пехота здесь, дон!..
Нюша: Это пипец… (падает в обморок, прицельно на руки Шерстяновичу)
Шерстянович: Ой, Нюша, не верю. Ни тебе, ни ему. Но средства гигиены – наше всё. (Надевает маску.)
Алмазов (паникуя): За черту не заходить!..
Башмыкин (прорываясь к гробу): Пропустить! Не мешать проведению следственных мероприятий!.. Всем отойти на три шага назад!.. Раз-два-три!
Явление седьмое
Держа перед собой на вытянутой руке Айфон, на сцену врывается популярный телеведущий Владимир Звономутский.
Звономутский (взволнованно): Мы ведем прямой репортаж с места события, где только что произошло великое чудо. Впервые в истории человечества в прямом эфире мы наблюдаем таинство воскрешения, и оно происходит здесь, в сердце православной России! Никогда еще со времен нашего соотечественника товарища Иисуса Христа, ничего подобного не практиковалось. И вот теперь, невзирая на санкционное давление вражеского Запада, восстает из мертвых наш великий вождь, имя которого знает каждый смертный на планете. Это, безусловно, событие планетарного масштаба, и прямо сейчас вы видите…
Алмазов (преграждая дорогу, мешая съемке): Камеру убрал. Быстро!..
Звономутский: Товарищ генерал, при всем уважении. Не препятствуйте работе СМИ. Мы в прямом эфире!..
Башмыкин (вставая рядом с Алмазовым и образуя с ним сцепку): Это ты, что ли – СМИ? Уважаемый, убрал камеру, я сказал!
Додыров (присоединяясь к генералам): Ты глухой, дон? Я слух тебе верну, дон…
Звономутский: Я предупреждаю: статья 144 УК РФ, господа генерал-академики. Воспрепятствование законной профессиональной деятельности журналистов. Пункт второй – штраф от ста тысяч рублей до реального срока до двух лет, господа. До двух лет!..
Башмыкин: Я тебе сейчас так воспрепятствую…
Додыров: Дайте мне провести контртеррористическую операцию, дон…
Алмазов: Не сейчас. (Обращаясь к Женщинам №1 и №2): Уберите этого…
Женщина №1 встает между генеральской сцепкой и Звономутским, оттесняя последнего с помощью дубинки, а Женщина №2 с громкоговорителем в руках встает рядом и бесстрастным голосом вещает: «Уважаемые граждане! Ваша акция не согласована с администрацией, является незаконной, и нарушает санитарные нормы. Убедительная просьба соблюдать дистанцию, разойтись и не мешать проходу других граждан».
Звономутский (истерично крича в Айфон): Дорогие зрители, прямо сейчас вы видите, как бесцеремонно попираются права журналиста и ведущего популярного шоу «Вечерний Звономут». Как скрывается факт воскрешения величайшего политика тысячелетия, как вас лишают права на получение информации о важнейшем событии, происходящем прямо сейчас!..
Алмазов (угрожающе): Заткнись, уважаемый, в последний раз предупреждаю…
Звономутский: Это цензура, дорогие зрители!
Вовкин (подскакивая): Но, господа генералы, это же – сам Владимир Звономутский! Наш человек!..
Башмыкин: Да я его в лесу забальзамирую!
Звономудский: Это – угроза! Все слышали угрозу в адрес журналиста?
Шерстянович (подбираясь к месту событий, подтаскивая за собой обморочную Нюшу): Невзирая на то, что Звономутский – исключительный отброс, я, как Вольтер, готов отдать свою жизнь за его право…
Додыров (замахиваясь): Ты прямо сейчас хочешь отдать, дон?
Нюша (срочно приходя в себя): Рамзес! Ты же его вместе со мной замочишь!
Звономудский (обращаясь к Шерстяновичу): Премного благодарен, коллега. Как же нас, журналистов, давит эта власть! Это же беспредельный кошмар!
Шерстянович (отстраняясь): Я отбросу не коллега!
Вовкин: Прекратите немедленно! Вы же мешаете воскресать!
Шептунов (зычно): Тихо!.. Ложный шухер. (Переходя на пение) Со святыми упокой раба Божьего новопреставленного…
Звономудский (полушепотом, в камеру): Дорогие зрители, в связи со вновь открывшимися обстоятельствами я прерываю трансляцию, и возобновлю ее, как только выясню подробности происходящего. (Опускает Айфон, резко разворачивается и, отходя от группы собравшихся, громко вещает в головной микрофон) Алло, алло? Как там рейтинг? Мы всех порвали? Алло!..
Нюша: Вот ведь гандон.
Шерстянович: Дважды рваный и трижды штопаный.
Нюша: Почему трижды?
Шерстянович: А чтобы в третий раз не рваться.
Все поворачиваются в сторону гроба.
Шептунов: Чуда не случилось, дети мои. Усоп.
Вовкин: (продвигаясь поближе к общаку) Горе-то какое, Господи… Как же мы теперь?.. Ох, беда-беда…
Алмазов: Но-но-но, за линию, за линию!.. (Шептунову) И вы, святой отец, тоже за линию…
Шептунов: Эх, вы, миряне недостойные… Как же вы не можете понять, что ваши бренные предметы меня, священнослужителя, не интересуют. (После этих слов из его рясы вываливается золотой слиток.)
Башмыкин: Стоять, святой отец! Не двигаться!.. Клянусь, согрешу и к Всевышнему на доклад отправлю…
Женщины №1 и №2 подскакивают к Шептунову, с явным намерением скрутить, но тот вскидывает руку крестителя.
Шептунов: Остановитесь! Вы слышите?.. Шаман Шурец ударил в бубен!
Слышны звуки шаманского камлания.
Алмазов: Мы ж его – того… Нейтрализовали…
Додыров: Если было без меня – результат не гарантирую, дон.
Башмыкин: Точно нейтрализовали?
Алмазов: Век воли не видать!
Башмыкин: Тогда это кто-то другой. (Подходит к Шерстяновичу) Твоя либеральная диверсия? Бубен предъяви…
Шерстянович: Я бы ударил, да не во что.
Вовкин: Ударил бы он… Ты и так уже трёшечку себе наколотил, ударник!
Башмыкин (приближаясь к Звономутскому): Клешни свои показал…
Алмазов: Да куда ему...
Додыров (надвигаясь): Лапы, шайтан, лапы!..
Звономутский (Вытягивая руки): Дожили. Уже своих прибить готовы. Смуту сеете!..
Звуки камлания становятся громче. К ним добавляются цокот копыт и лошадиное ржание.
Нюша: На лошади он, гад, скачет… (Все оборачиваются на Нюшу) И не надо на меня так смотреть!..
Шерстянович: Нюша, это – пять баллов.
Нюша: Уймите его кто-нибудь, а?
Вовкин: Сейчас уйму, сразу в трех чтениях.
Додыров: Я – джентльмен, дон, за женщину голову отрежу, дон!..
Явление восьмое
На сцену на роликовых коньках стремительно въезжает оппозиционер Алексей Набатный. В руках у него – синие трусы. Присутствующие реагируют по-разному: кто – легким шоком, кто – с трудом скрываемой ненавистью. Набатный останавливается в центре авансцены, обращается к зрителям.
Набатный: Привет, это – Набатный! Чего боятся эти бункерные жабы, эти жулики и воры, сидящие на трубе? Они боятся вас. Для вас сейчас главное – не бояться их. Просто не бояться и выходить.
Нюша: Алексей, простите.
Набатный: Да, привет, это – Набатный.
Нюша: Я поняла, что это вы. Но почему вы на роликах?
Набатный: Мне без роликов нельзя. Ролики – не только мобильный, но и самый оптимальный способ донесения информации до народа. Где этот трусливый дед, трясущийся в гробу от страха?..
Алмазов: И ничего он не трясется!
Вовкин: Именно! Он спокоен как никогда!
Звономутский: (Шепотом, в головной микрофон): Алё-алё, срочно запускай прямую трансляцию в эфире! Тут у нас такое!.. Да ни хрена он не воскрес, все гораздо хуже. Запускай, я сказал!..
Шерстянович: Алексей, здравствуйте.
Набатный: Привет, это Набатный.
Шерстянович: Привет-привет. Вы, конечно, вождь авторитетный, гульфиком смерть поправший, лично я трепещу. Но, если вы придете к власти, мы сможем спокойно жить?
Набатный: (кладя руку на плечо Шерстяновичу): Вот что я вам скажу. Главное – не надо ничего бояться.
Шерстянович: Нет, вопрос не об этом, а о нормальной жизни в России, без бреда об имперском величии и поднятия с колен.
Набатный: Безусловно. Мы непременно начнем строить прекрасную Россию будущего. Надо просто перестать воровать. Но сначала я перегрызу глотки этим скотам! Где тут ваш Царь-Гульфик?.. (Резко разворачивается, быстро едет в сторону гроба)
Шерстянович: Алексей, вы куда?
Нюша: Он же сказал – грызть!..
Звономутский (поднимая Айфон и начиная снимать): Мы срочно возобновляем нашу прямую трансляцию. То, что происходит здесь, не имеет никаких аналогов. Только что в зал для прощания с усопшим на экстремистских роликах ворвался никому не нужный блогер с синими трусами в руках, который сейчас пытается прорваться к телу. Ему активно мешают достичь цели бесстрашные Женщины №1 и №2.
Шептунов (преграждая путь Набатному): Не серчай, но не пущу. Если хочешь – причащу.
Звономутский: Даже служитель культа, непререкаемый церковный авторитет отец Шептунов только что предупредил экстремиста о вечном бане со стороны РПЦ, администрации «Вконтакте» и «Одноклассников».
Башмыкин (подскакивая к Набатному): Пройдемте, гражданин, по делу «Ив Роше», «Ланком», «Шанель» и «Кристиан Диор». Еще есть пара вопросов по лесам – кировскому и брянскому, и отдельно – по всей сибирской тайге.
Набатный: Пан Башмыкин, в свое время Ягода тоже хихикал. И Ежов хихикал. И Берия тоже очень весело хихикал.
Башмыкин: Я не хихикаю, а предупреждаю. К вам может быть применено силовое воздействие.
Звономутский: Похоже, мы снова присутствуем при акте задержания неинтересного унылого блогера, к которому накопилась масса вопросов у правоохранительных органов. Дело явно пахнет серьезным сроком: тремя сутками, а может даже и десятью.
Набатный (обращаясь в камеру Звономутского): Репрессии не пройдут! Я призываю всех выйти. Ничего не бойтесь, как я не боюсь! Вы это видите. Поэтому срочно все выходите на улицу и идите!
Шерстянович: Алексей, а вы могли бы уточнить, с какой целью выходить и куда именно двигаться?
Набатный: Просто выходите и шагайте вперед!..
Звономутский (убирая камеру от Набатного): Вот так нечистоплотные оппозиционеры пользуются ресурсами СМИ, чтобы лишний раз пропиариться.
Нюша: Руки прочь! Мы не уйдем! Мы здесь гуляем!..
Женщины №1 и №2 пытаются скрутить Набатного, к ним присоединяется Додыров.
Додыров: Дайте его мне! Имей мужество признать, дон, что если бы тебя хотели убить, дон, то ни один врач не пошевелил бы пальцем ради спасения твоей никчемной жизни, дон!..
Набатный: Это – Набатный, и это касается всех! Любой прямо сейчас может получить мои личные гарантии неприкосновенности и спокойно жить дальше в прекрасной России будущего!
Алмазов: Тихо! Отпустите его!
Вовкин: Говорите, Алексей.
Звономутский (в камеру): В траурном зале повисла напряженная тишина. Все ждут, что скажет никому не нужный фигурант.
Додыров (Звономутскому): Ты заткнешься, дон?
Звономутский: Простите, Рамзес, но у нас – свобода слова!
Башмыкин: Отпустите его. (Набатному) Говорите, Алексей. Только помните, что любое ваше слово может быть использовано против вас в делах «Лореаль» и «Лакме».
Набатный (Обращаясь ко всем и отдельно - в камеру Звономутского): И это снова Набатный. У вас есть шанс присягнуть мне прямо здесь и сейчас. Быстро, безболезненно и на пару сроков по шесть лет. Достаточно только сказать…
Шерстянович: Чей Крым?
Набатный: Сейчас это неважно.
Шерстянович: Еще как важно! И это не просто стилистические разногласия.
Набатный: Достаточно быстро, громко и внятно произнести несколько слов. А именно: «Холинестеразу ингибировали-ингибировали, ингибировали-ингибировали, да не выингибировали»!
Металлический голос: Присяга принимается!
Нюша: Я-то думала – там километров тридцать насасывать, а тут всего-то, осспади!
Набатный: Главное – не бояться! Надо просто выйти и сказать! Не за меня – за себя!
Звономутский: Я прерываю трансляцию, чтобы решить, кто в дальнейшем будет определять политику нашего канала.
Вовкин: А если кто-то откажется присягать?
Набатный: Я перегрызу глотки этим скотам!
Додыров: Правильно, дон. Пусть извиняются, дон!..
Шерстянович: Даже не знаю. Все тревожно и запутанно.
Шептунов: На такое дело благословение церкви получить надобно. Ибо без такового даже воздуха благорастворяться не станут.
Шерстянович: Тем не менее, рискну. Позвольте мне выразить восхищение вашим мужеством, а также мужеством всей вашей семьи. Примите мои слова наивысшей признательности.
Металлический голос: Присяга принимается!
Башмыкин: Достаточно! Посадите Набатного!
Женщины №1 и №2 быстро приносят мягкое кресло, и помогают оппозиционеру в него сесть. Тот достает из кармана смартфон и начинает делать селфи с разных ракурсов. Встревоженные Нюша и Шерстянович, потеряв из вида Набатного, начинают бегать по сцене, восклицая: «Где Алексей Набатный? Куда вы дели Набатного? Лёша, вернись! Лёша, живи! Лёша, ешь! Лёша, пей! Лёша!..» Набатный пытается встать с кресла, но его удерживают Женщины №1 и №2.
Башмыкин: Лёша, сиди.
Громкий удар в шамаский бубен вводит присутствующих в оцепенение.
Шептунов: Свершилось, Господи!
Алмазов: Что ты светишься, святой отец, как довольная жопа? Опять слиток спер? А ну, верни!.. (Смотрит в опустевший гроб) Ни хрена себе… А покойника-то мы просрали…
Башмыкин (подходя с лупой к гробу, рассматривая): А вот это интересно. Похищение или…
Шерстянович: Вот это я понимаю. Настоящий презик. Одни гандоны после себя оставил.
Шептунов: Вознёсся он. С гипер-скоростью вознёсся. (Кладет руку на подушку)
Алмазов: Не трогать! Не сметь!
Над сценой с железным скрежетом поднимается электронная панель, демонстрирующая обратный отсчет времени. 2:59, 2:58 и т.д. Слышен гул запущенных ракет, дикторский голос сообщает: «Дорогие товарищи! Во имя отцов и дедов ракеты запущены. Можем повторить! Ура!..».
Алмазов: Это победа…
Додыров: Пехота готова, дон!
Вовкин: Как и было предсказано: нет его – и ничего не будет!
Звономутский: Что за… Но это не входило в условия контракта!
Нюша: Вот это похороны он себе забацал, фараон хренов…
Шерстянович: Что вы творите, сволочи? Я не собираюсь в ваш чёртов рай! Я вообще уезжаю. Отпустите меня, гэбьё патентованное!
Башмыкин: Действительно. Какой тебе рай? – ты должен просто сдохнуть.
Вовкин: Упакуйте Шерстяновича!
Женщины №1 и №2 выталкивают опального сатирика за кулисы. Слышны его вопли: «Я протестую! Не смейте! Это беспредел!..»
Набатный: Дайте мне перегрызть глотки этим скотам!
Явление последнее
Яркая вспышка ослепляет всех присутствующих на сцене. Торжественный голос диктора: «Встречайте! Президент Российской Федерации – шаман Шурец! И премьер-министр - Песец!»
С первым ударом шаманского бубна все персонажи синхронно вытягиваются по стойке «смирно» и застывают, отдавая честь новому начальству. Сверху спускается Шаман и начинает камлать под звуки Апокалиптического марша. Взрывными волнами в зал врываются блестящие конфетти, плавно превращаясь в «радиоактивный пепел». Двери распахиваются, и бодрые пионеры вносят в зал боевые знамена «дедов и отцов». Марш разрастается в полную силу: чеканя шаг, оптимистичные солдаты и матросы торжественно вносят в зал гробы – большие и маленькие, деревянные и цинковые, разных цветов и размеров. Вслед за ними молодые мамаши в гимнастерках с георгиевскими ленточками и улыбками на сахарных устах несут уютные детские гробики. Сквозь радостные овации и крики «Ура!» пробивается голос вождя: «Я говорил вам, что мы победим? Мы победили!..»
Занавес
Январь – декабрь 2021 г.
Патреон: https://www.patreon.com/sotnikTV
Поддержать Sotnik-TV:
SK1375000000004028030154 (SOTNIK TV, Словакия)
Карта: 5475153400734788 (Aleksandr Sotnik) перевод можно сделать даже из Сбербанка через мобильное приложение (в нижнем меню «Платежи» → «За рубеж» → «По номеру карты»)
PayPal –
Bitcoin - 3PdyHqZ7hiywP7u8FBDX2NyyLmmdRVp5dn
Eth - 0x42c5046b70ac4401df3361440510ed896c8f6d24
Подписывайтесь на аккаунт Sotnik-TV на Reddit: https://www.reddit.com/user/SashaSotnik/
Telegram-канал: t.me/sashasotniktv